При сопоставлении индийской и европейской систем фехтования принято в первую очередь рассматривать технические аспекты, в то время как эти системы в принципе несравнимы, так как отличия не скрываются в деталях или в проявленных внешних признаках, а имеет место полная противоположность друг другу на глубинном, смысловом и даже цивилизационном уровне.
В европейском понимании обучение владению оружием сводится к его подчинению. Оружие должно слушаться хозяина, быть правильно сбалансированным, хорошо себя вести, позволять владельцу делать все, что он хочет или на что способен. Оружие воспринимается как безвольный инструмент, хороший или плохой, удачно подобранный или не очень. Оружие является дополнением, объектом для приложения отработанных навыков, отточенной техники, грации, геометрически выверенных движений — всего того, что призвано продемонстрировать совершенство самого субъекта.
Такое отношение является, как и многое другое в европейской культуре, продуктом эпохи Возрождения с ее антропоцентризмом, рациональностью и восприятием искусства как нового божества. В результате попыток возрождения «духа» античности, его природное и естественное содержание было подменено искусственным. А как еще можно возродить то, что было 1000-2000 лет назад? Это неминуемо отразилось и на европейском подходе к владению и управлению оружием, отодвинув на дальний план опыт и реальность средневековых массовых битв с холодным оружием. Ловкость, вычурность и игривость пришли на смену широким и сильным движениям. Боковая стойка, спрятанный локоть, максимальная дистанция и только один противник на прямой линии. В такой ситуации уже без разницы, что находится в руке – меч или пистолет. Точкой приложения всего этого и высшей формой проявления стал поединок по правилам и со свидетелями, позволяющий в камерной обстановке реализовать все схемы и начертания, определить лучшего или более правого, то есть более совершенного.
Но все это возможно только до тех пор, пока объекты приложения усилий позволяют совершать над собой произвол, расчерчивать линии в воображаемом пространстве и проецировать реальность на плоскость. Как только оружие в силу своей конструкции и габаритов не позволяет фривольного обращения, подход сразу меняется, и не случайно в современных практиках с тяжелым двуручным европейским мечом начинает проглядывать техника индийского посоха.
В индийской традиции оружие выступает полноправным субъектом, как минимум равным или даже превосходящим владельца. Оружие — это бог, проводник не человеческой воли, а божественной. Замахиваясь и направляясь в небо клинок воспринимает эту волю, а опускаясь вниз и направляясь в землю — поражает врага, реализуя эту волю.
Участие самого человека в таком процессе сведено к минимуму: самоустраниться и позволить проявиться божественной воле, какой бы она не была. Все это находит свое выражение в ситуации массовой битвы на поле боя, где персональная судьба не зависит от личного совершенства или технических уловок, где победивший всегда один – Бог. Именно это обстоятельство играло решающую роль на полях древних битв. Воины бежали с поля боя в случае гибели царя не потому, что были безвольной массой, нуждавшейся в управлении и подчинении, а потому что Бог оказался не на их стороне. Против бога нельзя сражаться и им нельзя управлять, также как нельзя пытаться контролировать ритуальную ситуацию битвы. Все должен решить жребий, который определяется высшей волей.
Противник не является чем-то внешним или чуждым, он часть ситуации, званный гость на празднике. И еще неизвестно, на чьей стороне выступит бог, и как вследствие этого пройдет жертвоприношение. Участники находятся в одном замкнутом ритуальном пространстве, в которое входят до битвы, а не впрыгивают с дальней дистанции, держа оружие как можно дальше от себя, остерегаясь и не подпуская противника. Дистанция боя с тальваром соответствует дальней дистанции в рукопашном бою, а удары наносятся со средней дистанции. Оружие не выкидывается в сторону врага, оно движется по замкнутым траекториям. Оружие нужно просто доставить к противнику, тяжелое или как минимум острое оружие нанесет повреждения само. Нужно просто оживить оружие, дать ему силу. Бог проявляет волю, а человек передает эту волю оружию через силу.
«С помощью силы, рожденной от силы
и наделенной силой!»
Ригведа X, 83 (К Манью)
Проявление божественной воли происходит через ярость. Именно о ниспослании ярости в бою молил воин древности. В Ригведе бог Манью — персонификация гнева, ярости, неистовства, с которым воин бросается на врага. При этом Манью связывают с жаром-тапас. Поэтому нужно гореть яростью, сгорать от ярости. Йоги-аскеты с их тапасом и сгоранием при жизни и воин в своей ярости, который сгорает на поле битвы в подлинный момент своей жизни, приравнивались друг к другу, они замещали свою собственную личность, сжигая ее на внутреннем огне, принося ее в жертву, они достигали наивысшего состояния, описываемого в Ригведе мистической формулой: «жертвой жертвовали жертве».
Наступай, о Манью, мощнее мощного!
С тапасом как с союзником сокрушай врагов!
Ригведа X, 83 (К Манью)
Манью-ярость ассоциировался с Рудрой, Индрой, Агни и Шивой. Не случайно, что достаточно сложные для понимания формулы жертвования позднее заместились более понятными желаниями «впустить» в себя бога, ощутить внутри себя бога-разрушителя. Со временем это выразилось в культе Ханумана, великого воина, волю, силу и навыки которого желали заполучить воины перед битвой.
Эти представления не настолько глубокая древность. В XIX веке англичане описывали индийских воинов как идущих в битву с яростью и безумным блеском в глазах. Они списывали это на злоупотребление известными веществами, что, конечно же, имело место, но никак не отрицало традиционных представлений о необходимости обретения ярости в бою.
В традиционном индийском понимании, в отличие от европейского, проводник воли не оружие, как безмолвный инструмент, а сам человек, как безмолвный инструмент божьей воли. Бог – человек – оружие. Воля – сила – действие. Именно силой человека движется оружие, и это кажется естественным, если подразумевать силу мышц и физическую силу. Но в индийских боевых искусствах мастерство — это не технические приемы, а способность реализовывать силу. В индийских эпосах именно через силу героев проявляется воля богов, соответственно, и сила человека может проявляться как воля богов, дающих «внутреннюю силу». Если исключить промежуточное звено, убрать человека, который стер свою личность, тогда воля богов проявляется через оружие напрямую, следовательно, и оружие может проявлять и направлять эту волю как субъект. В таком случае оружие начинает действовать само, становится живым и как хищник выходит на охоту. Но при этом, как любая сила и хищник, оно должно контролироваться. Не мелочно и властно, а как стихия, как огонь в алтаре или очаге. Ведь оружие, которое действует напрямую по воле богов и как воля богов, само становится проявлением бога.
С тобою, о Манью, на одной колеснице разбивая врагов, возбуждающиеся, дерзкие, […]
С острыми стрелами, оттачивающие оружие,
Пусть мужи, имеющие форму Агни,
наступают вперед на врагов!
Ригведа X, 84 (К Манью)
