В настоящее время на территории Северной, Западной и Восточной Индии существуют широко распространенные «народные» воинские практики, которые в каждом регионе традиционно считаются исконно своими и исключительно национальными. Но так было не всегда.
Данный регион в отличие от Южной Индии регулярно подвергался значительным социальным и культурным изменениям. Можно сказать, что он являлся плавильным котлом, в котором смешивались различные традиции, отсеивалось нежизнеспособное и сохранялось наиболее практичное и востребованное. В силу указанных обстоятельств в настоящее время невозможно точно определить, какие воинские практики имеют автохтонное индийское происхождение, какие были привнесены поздними завоевателями, а какие возникли как результат соединения различных традиций.
Северная Индия
Западная Индия
Восточная Индия
Для того, чтобы внести в этот вопрос ясность, в первую очередь необходимо понимать, что уже нет прямой связи между современными практиками и древними боевыми искусствами ведического или классического периода Индии. Исторически связь можно пытаться проследить не ранее чем до индийского средневековья. Апеллирование к классическим санскритским текстам и касте кшатриев могут представлять интерес только в целях популяризации исторических знаний об индийской культуре в целом. Наличие временного разрыва и, главное, те социальные и культурные изменения, которым на протяжении многовекового исторического периода была подвержена территория рассматриваемого региона в отличие от Южной Индии, не позволяют убедительно говорить о какой-либо преемственности.
Традиционные силовые упражнения
Наметившаяся в малочисленных исследовательских работах тенденция разделения на городскую (дворцовую) и сельскую (общинную) традицию не получила пока развития в силу отсутствия как соответствующих специализированных исследований, так и самого материла для таких исследований. Существующая односторонность в описании воинских практик, обусловленная характером основных письменных источников, приводит к их описанию как исключительно мусульманских могольских или деканских султанатских. Хотя, безусловно, нельзя недооценивать роль и влияние на культуру рассматриваемого региона мусульманской, персидской или опосредованной ими арабской культуры, но это такая же односторонняя позиция, как и рассматривать эти практики как исконно индийские, связанные напрямую и непосредственно с ведической традицией.
Попробуем рассмотреть интересующий нас вопрос с этих двух крайних точек зрения.
Вторжение тюрок в Индию совпадает с периодом возрождения иранской культуры и распространение персидского языка. Персидское культурное влияние распространяется во всем мусульманском мире. Завоеватели Индии уже были носителями персидской культуры. При этом мусульмане, в отличие от других завоевателей, не растворялись в покоренной ими стране, а приносили с собой свое государственное и военное устройство, образ жизни, культуру и социальные отношения. К этому следует добавить традиционно высокую мобильность населения Индо-Персидского региона. С учетом всех факторов к моменту могольского вторжения в Индии уже были сформированы все предпосылки для восприятия персидской культуры во всех областях жизни.
При этом взаимодействие культур не носило строго односторонний и императивный характер. Принятие многих явлений персидской культуры происходило за счет замещения аналогичных индийских или установления компромисса, как в случае возникновения языка урду, в котором органически сочетались индийских диалекты с персидским языком. В случае замещения автохтонных индийских феноменов привнесенными персидскими, последние начинали восприниматься с течением времени как исконно индийские именно в силу схожести и даже аналогичности этих феноменов. Возможно, что в ряде случаев имело место замещение только одного названия или термина в силу господства литературного персидского языка и дошедших до нашего времени текстов.
Файзабад (недалеко от Лакхнау), 1774 г.
Основная линия, наиболее хорошо задокументированная в письменных источниках, представляет собой практики, восходящие к традициям тюркской по происхождению индийской аристократии. При этом важным является то обстоятельство, что воинские искусства, которым покровительствовал Акбар, в основном соответствуют практикам, имевшим распространение в мусульманских султанатах Декана. В библиотеке в Лакхнау присутствовали многочисленные тексты по стрельбе из лука, по фехтованию палкой, посохом и мечом и другие, имевшие персидское происхождение.
Но даже с учетом этого обстоятельства называть рассматриваемые практики чисто «персидскими» было бы не совсем корректно, так как они безусловно испытывала влияние индийского окружения. Так, например, трактат о мечах Risalah-e-shamshir shanasi авторства Nusrat al-Iah Khan, составленный в 1706 г., содержит индийскую терминологию.
Именно данные практики получили широкое распространение в период Могольской империи. Это линия носила выраженный аристократический характер, который обуславливался тем обстоятельством, что этим искусством занимались даже высшие лица государства или они непосредственно покровительствовали лучшим бойцам. Джахангир, четвертый правитель династии Великий Моголов, в своих мемуарах неоднократно указывает на свой интерес и покровительство ведущим борцам и фехтовальщикам, у которых он брал уроки.
Иллюстрации из трактата по фехтованию. Ахмаднагар, XVI век
Иллюстрации из трактата по фехтованию. Ахмаднагар, XVI век
Бурхам Низам-шах I (1510-1553 гг.), будучи принцем Ахмаднагарского султаната, был лично увлечен воинскими практиками и большое количество времени уделял этим занятиям. Совершенно естественно, что это породило многочисленных последователей и подражателей и привело к тому, что в Ахмаднагаре в каждом квартале появились школы боевых искусств, количество которых равнялось, если не превышало число медресе. Со временем во дворце стали ежедневно собираться толпы фехтовальщиков на мечах, чтобы в поединках продемонстрировать свое искусство. В день доходило до одного-двух убитых. По этой причине поединки при дворе были запрещены и мастера меча перебрались за город для выяснения, чье мастерство лучше. Первоначально эта практика признавалась легитимной, убийство в поединке считалось честным и не влекло за собой каких-либо последствий. Следующим шагом стало выяснение отношений и убийства уже на улицах города, проистекающие из обычных споров.
Это явление распространилось за пределы Ахмаднагара и практика выяснения отношений в форме дуэлей коснулась и аристократических кругов, включая философов и богословов. И если кто-то не мог постоять за себя на такой дуэли, то это порицалось как нехватка духа и отсутствие смелости.
Известные фехтовальщики и борцы путешествовали по стране, предлагая свои услуги в качестве наставников при дворах правителей, и предпочитали не брать учеников из простого народа. Их целевой аудиторией были аристократы и, в первую очередь, их сыновья, воспитание которых происходило в двух традиционных направлениях «пера и меча». Мастера также привлекались для подготовки и тренировки войск. В армии моголов не уделялось значительного внимания тактическому взаимодействию подразделений на поле боя. Зато много времени уделялось физической подготовке тела и индивидуальному владению различными видами оружия.
Патна, Бихар, 1830 г. © Victoria and Albert Museum, London
Могольские практики можно выделить как за счет технической отличий, так и за счет преобладающей в них терминологии на персидском языке. Вряд ли можно допустить, что практики, которым покровительствовали независимо друг от друга в Делийском султанате, при дворах Акбара и мусульманских султанатов Декана, имели дравидское, раджпутское или маратхское происхождение. В ранний период Делийского султаната в войсках практиковался «варзиш» (персидский термин varzes, обозначающий упражнения), ежедневные упражнения, частью которых являлась борьба и фехтование.
То факт, что эти практики являлись частью армейской воинской подготовки, сыграл важную роль, так как они были глубоко усвоены в солдатской и, следовательно, народной крестьянской среде. В качестве спортивного развлечения солдат они продолжили свое существование в туземных частях Британской армии вплоть до конца XIX века.
Со временем, с изменением способов войны и соответственно подготовки к ней, боевые практики прекратили свое существование. В солдатской среде они постепенно деградировали до уровня спортивных игр, а в народной среде, где навыки ближнего боя сохраняли свою востребованность еще длительное время, в измененном виде продолжили свое существование.
Необходимо учитывать, что физическая подготовка в армии моголов неизбежно смешивалась с народными индийскими практиками, приносимыми в армию рекрутами. 
К сожалению, сейчас мы имеем представление только о спортивно-развлекательных упражнениях этой линии, к тому же переломленных через практику развлечений в солдатской среде во времена, когда эти практики уже не играли роли в индивидуальной подготовке воина.
Также реальные практики были изжиты английской администрацией после Сипайского восстания, а позднее негативно сказался и общий упадок интереса к национальным боевым традициям. Тем не менее, еще в конце XIX века английский офицер Роберт Баден-Пауэлл застал в Мееруте целых три школы фехтования и давал высокую оценку, практиковавшимся там навыкам.
Sword playing. Benares, 1860. Victoria and Albert Museum, London (c)
Вторую линию практик, существовавших на рассматриваемой территории Индии, можно отделить от условно «могольской» традиции по следующим признакам. Во-первых, системообразующим навыком, от которого производятся затем практики фехтования, является навык владения шестом-посохом. Это сохранившаяся часть от общеиндийского наследия, которое также прослеживается в практиках, имеющих тамильское и, возможно, дравидийское происхождение. Во-вторых, основная терминология является хиндиязычной. Наиболее распространенное название этих практик «касрат» означает на хинди просто упражнение, практика. Лучше всего значение этого слова передает индийская пословица «kar ba kasrat hai» — «практика делает (мастера) превосходным». Данные практики существовали также в рамках школ-акхара, в которых традиционно обучались аскеты, а позднее и общинное ополчение.
Именно аскеты, практиковавшие свои собственные методы воинской подготовки, имеющие многовековую практику наемничества и даже вооруженного бандитизма, сохранили до позднейшего времени традиционные практики. Интересно отметить, что первыми начали нанимать аскетов для военной службы маратхи, но в наибольшей степени их услуги как военных наемников были востребованы в Раджастхане вплоть до XX-го века. Существуя бок о бок с гражданским населением и совмещая духовные практики с воинской подготовкой, они являлись носителями этих традиций и, возможно, их создателями.
Назвать эту линию чисто индийской нельзя по следующим причинам. Во-первых, в настоящее время невозможно локализовать ее по территориальному или этническому признаку. Население этого региона Индии было в беспрецедентной степени военизировано. По окончании аграрного сезона или в засушливые сезоны крестьяне зарабатывали наемной военной службой. Они были уже готовыми солдатами в плане индивидуальной воинской подготовки. Обучение искусству владения мечом и, в целом, воинским навыкам начиналось с самого детства. При этом, например, у раджпутов не существовало ограничений для девушек и женщин и почти в каждой деревне была своя школа-акхара. По описаниям, еще в начале XIX века мужчины этого региона не покидали свою деревню без меча, щита, лука и стрел, а при наличии коня – еще длинного копья и седельного топора. В середине XIX века в период Сипайского восстания они работали на полях с щитом за спиной и с мечом на боку. Общая для всего региона высокая степень военизированности, особенно раджпутов, джатов, гуджаратцев и маратхов, а также высокая мобильность населения позволяют говорить только о наличии народных воинских практик, отличных от аналогичных практик Южной Индии или придворных (дворцовых) практик могольских или султанатских дворов. Во-вторых, эта линия безусловно испытала влияние практик, существовавших в султанатах Декана, основным населением которых были маратхи, а также могольское и, соответственно, персидское влияние, вобрав в себя борьбу кушти (заместившую аналогичные индийские практики) и ряд сипайских солдатских практик. Последнее является естественным и неотвратимым фактором, учитывая наемническую службу населения рассматриваемых регионов в армиях Моголов, Ост-Индской компании и Британской Индийской Армии.
Даже в военных лагерях маратхов, которые по некоторым данным сыграли ключевую роль в распространении «народной» традиции, практиковали явно рассмотренные выше «могольские», иранского происхождения упражнения.
Энциклопедия физической культуры, 1950 г.
Еще одним существенным фактором, затрудняющим в настоящее время дифференциацию каких-либо стилей боевых искусств в регионе, сыграла попытка возрождения в XX веке этих практик в качестве единой национальной физической культуры без какого-либо серьезного анализа и исследования их происхождения и дальнейшее их бытование уже в этом новом объединенном качестве.
Таким образом, до появления новых сведений или серьезных исторических исследований существующие в настоящее время на территории Северной, Западной и Восточной Индии народные воинские практики нужно оценивать с учетом следующих обстоятельств:
- изначальное южно-индийское происхождение;
- выход за территорию Южной Индии вместе с аскетами-шиваитами;
- усвоение этих практик маратхами с параллельным влиянием на них «аристократических», частично иранского происхождения практик во времена Деканских султанатов;
- экспансия аскетов, а впоследствии и маратхов в другие регионы Индии;
- влияние физической подготовки, практиковавшейся в армии Делийского султаната и позднее Великих Моголов;
- физические занятия и развлечения сипаев в армии Ост-Индской компании и Британской Индийской Армии.
